Когда я пересекаю финишную черту, события начинают развиваться стремительно. Только я успеваю обнять Флорана, моего массажиста, и позвонить Элен, моей девушке, оставшейся во Франции, чтобы сказать, что я ее люблю, как сразу попадаю в лапы протокола.
Из микст-зоны, где я в прямом эфире раздаю интервью, меня ведут на цветочную церемонию. Замечаю на трибунах родителей и делаю им знак рукой. Я хотел бы дотронуться до них, чтобы убедиться: этот водоворот событий реален, но протокол не позволяет. Доверяю свой букет пресс-секретарю нашей команды Кати, чтобы она передала его маме, и ухожу на пресс-конференцию.
Наряду с почестями я открываю тот факт, что успешная гонка длится намного дольше, чем время, за которое пробегаешь 15 километров. Ответив на вопросы журналистов, я оказываюсь в руках врачей для допинг-контроля. В комнате ожидания у меня наконец-то появляется время взглянуть на экран телефона. Поздравления тянутся бесконечным потоком. В течение десяти минут, прошедших после финиша, я получил сто пятьдесят сообщений, и телефон продолжает вибрировать каждые две секунды.
Я хочу ответить всем, и обязательно это сделаю, но сейчас меня переполняют эмоции. Я пишу сообщение Тьерри Дюссеру, тренеру моей юности, благодарю его за то, что он помог мне быть здесь, и еще одно – Паскалю Этьену, который тренировал меня весь последний год, а теперь сражается с раком, – через несколько дней он проиграет эту битву…
Наконец я вхожу в комнату для допинг-контроля. Здесь странная атмосфера, полная подозрительности. Это мало напоминает обычную рутину допинг-контроля на Кубке мира[2]. На Олимпиаде все по-другому. Сдав анализ крови, я должен помочиться в пробирку, стоя голым рядом с незнакомым мне человеком в туалете с зеркальными стенами, полом и потолком. Странный опыт для юноши двадцати одного года, даже если я уже перестал быть стыдливым.
Проверив в пятый раз номера самых важных анализов в моей короткой карьере, я отправляюсь в Олимпийскую деревню Уистлера на большом полноприводном GMС. С автобусом теперь покончено: начали действовать привилегии.
График напряженный: нужно поесть, сделать восстановительный массаж и подготовиться к вручению медалей, которое пройдет в городе. Встречаю несколько спортсменов из французской сборной, мы обмениваемся короткими фразами, и я чувствую, что их поздравления и улыбки искренни.
В шесть вечера отправляюсь на церемонию вручения медалей. Я возбужден, мне не терпится взять в руки то, о чем мне все говорят вот уже пять часов, с момента окончания масс-старта.
Приезжаем на место очень рано. В комнате за кулисами я встречаю других медалистов сегодняшнего дня. Протокол МОК суров: медалист не может опоздать или отсутствовать на церемонии, здесь это недопустимо. Развалившись на больших диванах, мы пользуемся первой за день минутой затишья, чтобы передохнуть и поздравить друг друга. Горнолыжник Сильван Цурбригген, завоевавший бронзу, мой товарищ по лыжам Rossignol, жмет мне руку. До сих пор помню, как меня впечатлил размер его ладони! Я чувствую себя совсем юным рядом с именитыми медалистами.
Долго беседую с немкой Магдаленой Нойнер, которую только начал узнавать. Она сегодня выиграла вторую золотую медаль в биатлоне. Магдалена мне показалась скромной, но очень симпатичной. Украдкой поглядываю на американскую «звезду» Боде Миллера, собираясь попросить его о совместном фото, но он уткнулся в телефон, сидя поодаль и низко надвинув на глаза кепку.
После бесконечного ожидания наконец звучит олимпийский гимн. Я выхожу вслед за словаком и россиянином, с которыми мы делим подиум. Сразу замечаю французов и улыбаюсь при виде развевающихся триколоров. Мне нужно несколько долгих секунд, чтобы найти свое место на этой незнакомой сцене. Наконец я получаю медаль. Мою медаль.
Она только серебряная, но самая красивая: волнистой формы и украшена выгравированными орнаментами индейцев Британской Колумбии.
Мне трудно оторвать взгляд от этого великолепного предмета. Моя первая настоящая медаль…
Звуки русского гимна, исполняемого в честь олимпийского чемпиона Евгения Устюгова, возвращают меня в реальность. Снимаю шапку в знак уважения и ищу взглядом французов. Они все здесь: Стефан Бутьё, мой тренер по лыжам, Зигфрид Мазе, тренер по стрельбе, Кристиан Дюмон, руководитель французской сборной, четверо «мушкетеров скольжения», сервисеров: Гаэль Гайар, Кристиан Фавр, Оливье Гонон и Грег Дешам, а также тренеры девушек – Поло Жиакино и Лионель Лоран. Слева от них я замечаю маму и младшего брата Бриса, моего дядю с камерой в руке и отца, что-то прячущего за французским флагом. Я не вижу Симона, моего старшего брата, с которым делю этот прекрасный период жизни и за которым следовал в занятиях биатлоном до тех пор, пока не оказался в сборной Франции, а затем и здесь, на Олимпиаде в Ванкувере. Я не вижу Симона, но знаю – он здесь.
Приехав в Канаду в ранге «номера один» общего зачета Кубка мира, убежденный, что наступил звездный час его карьеры, он провел эти Игры как призрак, далеко, очень далеко от своего настоящего уровня. Однако звезда сборной Франции – это Симон… Сжав его в объятиях после финиша, я сказал ему: «Это должна была быть твоя медаль». Сейчас я хочу найти его, чтобы разделить этот момент с ним.
У меня стынет кровь, когда я наконец его вижу. В слезах. Спрятавшегося за флагом, который держит отец.
Я переживаю самый прекрасный момент в моей жизни, тогда как он – худший в своей. У меня теперь только одно желание: спуститься с пьедестала и подойти к нему. Через секунду я перестаю улыбаться, хотя улыбка не покидала меня с самого утра.
Моему брату плохо, и это важнее, чем любой олимпийский подиум.